Меня зовут Аркадий, и я уже сорок лет работаю переплетчиком в маленькой мастерской на тихой улице Петербурга. Мои дни проходят среди запаха кожи, клея и пыли веков. Я возвращаю к жизни старые книги, чьи переплеты истерлись от времени и рук многих поколений. Знаю каждую бумагу на ощупь, каждый вид кожи по запаху. Ко мне приносят семейные альбомы, дневники, раритетные издания — всю ту память, которую люди хотят сохранить в красивом одеянии.
Но свою собственную жизнь я так и не сумел переплетсти в красивый том. После того как Лиза ушла, я остался один в своей мастерской, которая стала и домом, и тюрьмой. Дети выросли, разъехались, звонят по праздникам. А я сижу среди чужих историй и переплетаю их, будто пытаясь сложить в идеальный переплет свою собственную, такую неаккуратную и разрозненную.
Все изменилось в день, когда ко мне принесли старый дневник. Его хозяйка, молодая женщина, объяснила, что это записи ее прабабушки, пережившей блокаду. Листая пожелтевшие страницы, я наткнулся на фразу: «Сегодня отдала последнюю краюху хлеба соседскому мальчику. Если умру, пусть хоть он останется жив. А если выживу — начну все сначала, как будто мне двадцать, и буду жить за двоих».
Эти слова прожгли меня. Я сидел над ними весь вечер, а потом вышел на улицу и просто пошел, не зная куда. Шел по питерским мостам, смотрел на воду и думал: а я-то живу за скольких? Или просто доживаю, переплетая чужие судьбы?
Вернувшись в мастерскую под утро, я не мог уснуть. Включил компьютер — дочь когда-то подарила, чтобы я «не отставал от века». Бесцельно блуждал по сети, пока не наткнулся на упоминание
vavada com. Всегда презирал азартные игры, считал их бегством от реальности. Но в тот момент мне самому захотелось сбежать. Хоть куда-нибудь.
Зарегистрировался под именем «Переплетчик». Положил на счет пять тысяч — деньги, отложенные на новую кожу для одного заказа. Выбрал игру со старинными книгами и свитками. Символично, подумал я.
Первые ставки делал с чувством легкого отвращения к самому себе. Проигрывал, и с каждой потерей во мне просыпалось странное чувство — не досада, а скорее очищение. Я терял не деньги, а свою осторожность, свой перфекционизм, вечное стремление к идеалу, которое всю жизнь мешало мне просто жить.
Когда на счету оставалось на несколько спинов, я уже не думал о выигрыше. Мне было интересно наблюдать за этим хаотичным танцем символов, так не похожим на упорядоченный мир моих книг. Последний спин. Я нажал кнопку, глядя на портрет Лизы на столе.
И вдруг экран залило золотым светом. Раздались звуки, похожие на фанфары, и цифры на счету поползли вверх. Двести тысяч рублей. Для переплетчика это год работы.
Но я не почувствовал радости. Я почувствовал нечто иное — щемящую грусть. Эти деньги не вернули бы мне Лизу, не сделали бы моложе, не переписали бы прошлое.
И тогда я понял, что делать. Я не стал тратить эти деньги на себя. Я нашел ту самую женщину, что принесла дневник, и отдал ей половину суммы. «На образование вашего сына», — сказал я. Вторую половину потратил на организацию бесплатных мастер-классов для детей из детдомов. Учу их переплетному делу, а заодно — терпению, вниманию к деталям, любви к старым вещам.
Сейчас по вечерам моя мастерская наполняется голосами. Дети смеются, спорят, учатся. И я наконец-то понимаю, что значит жить за двоих. Не в смысле количества, а в смысле — за того мальчика из блокадного дневника и за себя самого.
Иногда, когда выдается тихий вечер, я захожу на vavada com. Делаю одну ставку. Самую маленькую. В память о той ночи, когда я перестал быть просто переплетчиком и стал создателем новых судеб.
И понимаю, что самые прочные переплеты — не из кожи и золота, а из человеческих сердец. И что иногда, чтобы начать жить по-настоящему, нужно сначала рискнуть. Даже если это риск в пять тысяч рублей.